Выберите первую букву интересующей вас страны:
А   Б   В   Г   Д   Е   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Ю   Я


Босния и Герцеговина / Дорога в Дейтон



Десять лет назад, 21 ноября 1995 года, на американской военно-воздушной базе Райт-Паттерсон (Дейтон, штат Огайо) было парафировано, а 14 декабря в Париже подписано соглашение, положившее конец конфликту в Боснии и Герцеговине – самому кровопролитному и разрушительному из всех, что имели место в Европе после Второй мировой войны. Впрочем, все эти конфликты происходили именно на Балканах: Греция (1946–1949), Словения (1991) Хорватия (1991–1995), Босния и Герцеговина (1992–1995), Косово (1998–1999), Македония (2001). «НГ» предлагает свой взгляд на ситуацию вокруг Боснии и Герцеговины в преддверии, во время и после войны, унесшей жизни от 120 до 200 тысяч мусульман, сербов и хорватов. В этой статье мы рассматриваем события, связанные с началом распада СФРЮ и до осады боснийской столицы Сараево.

Добро пожаловать в ад десять лет спустя
Сегодня Сараево – обычный современный город и мало что напоминает здесь о событиях начала 90-х. Вместо развалин выросли новые дома, отели, бизнес-центры, храмы, магазины самых дорогих фирм. Крупных разрушенных объектов почти не осталось (чего не скажешь о провинции). Отверстия от пуль и снарядов, которыми за три с половиной года осады сараевские дома были буквально изрешечены, тщательно залеплены. Следов от мин на дорогах и тротуарах не разглядишь, хотя кое-где еще встречается выцветшая красная краска, которой зачем-то заполняли воронки. Время стирает красный цвет с тротуаров, но не из памяти людей. В Сараево едва ли есть не тронутая войной улица, в Боснии едва ли есть не пострадавшая от войны семья.

Десять лет назад умиротворять Боснию взялась НАТО, обвинив ООН в бездарности и заручившись ее мандатом. Под командование альянса были отправлены 60 тысяч вооруженных до зубов солдат из разных стран мира. Сегодня вездесущих когда-то миротворцев и БТРов уже не встретишь. Их осталось слишком мало.

Мир в Боснии обошелся донорам, по самым скромным оценкам, в пять миллиардов долларов. Это не принесло маленькой стране (чуть больше Швейцарии) процветания, но – что правда, то правда – здесь больше не стреляют. Статистика показывает, что убийства на этнической почве прекратились. Однако это вовсе не означает, что преодолен межобщинный раскол. Впрочем, наивно было бы ожидать подлинного воссоединения общества всего через десять лет после резни. Да это и немыслимо без пересмотра некоторых положений Конституции, являющейся одним из документов Дейтонских мирных соглашений. Расколоты государство и власть. Босния и Герцеговина имеет уникальное государственное устройство: это два территориальных образования, фактически существующих независимо друг от друга – Боснийская (мусульмано-хорватская) федерация и Сербская Республика. Управление образованиями осуществляется по этническому принципу. Во главе государства президиум из трех человек (мусульманин, серб и хорват), каждый из которых проводит собственную линию. А на вершине – Высокий представитель международного сообщества, посаженный государствами-гарантами мирных соглашений и наделенный надконституционными полномочиями.

По этническому принципу разделены, разумеется, и силы, с помощью которых правят верхи. В Боснии и Герцеговине две армии – одна на базе мусульманских и хорватских формирований, другая – сербская. С 1 января 2006 года Вооруженные силы, в соответствии с проводимой реформой, должны стать едиными. Куда сложнее с полицией. На ее реформу уйдет не менее трех лет. Сейчас едиными структурами являются лишь погранслужба и Государственное агентство расследования и защиты. Остальные 13 полиций действуют по территориально-этническому принципу: 10 кантональных полиций, полиция Брчко (город, имеющий особый статус), полиция Боснийской федерации и полиция Сербской Республики.

Не имеет аналогов и гуманитарный раскол. Разделены система образования, информационное поле, культура: у каждой из основных общин свои школы, театры, телевидение, газеты... Однако наиболее интересен в этой связи языковой прецедент. На смену сербохорватскому языку пришли сразу три – боснийский, сербский и хорватский. Все они являются равноправными официальными языками Боснии и Герцеговины. Старт языковой битве положил в свое время президент Хорватии Франьо Туджман (ныне покойный). С момента прихода к власти в 1990 году он неустанно твердил, что хорватский язык порабощен сербским. Итогом этого стала лингвистическая чистка, а по сути – целенаправленные усилия по созданию особого хорватского языка, как сказал бы Оруэлл, новояза. Не слишком отстал от своего хорватского коллеги лидер боснийских мусульман Алия Изетбегович (также ныне покойный). Приехав в 1993 году в Женеву на одну из встреч с Милошевичем и Туджманом, он потребовал синхронный перевод на... боснийский язык. После того как была задействована переводчица, предусмотрительно привезенная из Сараево, Изетбегович с самым серьезным видом надел наушники и стал слушать перевод с сербохорватского на сербохорватский же. В Боснии, хоть не столь усердно, как в Хорватии, началась деятельность по возвращению архаизмов, в первую очередь турцизмов.

Если сталкиваешься с надписью на трех языках, то, не зная заранее, в какой последовательности эти языки расположены, не всегда сообразишь, где какой. Переводчики же, не имея другого выхода, зачастую прибегают к перестановке одних и тех же слов в предложениях. Эта весьма комичная ситуация – неотъемлемая часть балканской трагедии.

Лоскутное государство
На протяжении нескольких веков, вплоть до Берлинского конгресса 1878 года, Босния и Герцеговина была вилайетом (административно-территориальной единицей) в составе Оттоманской империи. Многие славяне (и сербы, и хорваты) принимали ислам, чтобы отделиться от обесправленной христианской массы, что позволило как сербским, так и хорватским националистам утверждать, что мусульмане – это их одурманенные соплеменники и что «истинное государство», как сербское, так и хорватское, «ничего не стоит без Боснии». Восточная граница Боснии пролегает по реке Дрине – отсюда «истинное хорватское государство» должно было простираться на восток до нее, а «истинное сербское» на запад за нее. Не случайно поэтому именно в Сараево прозвучал выстрел родившегося в боснийском городке Грахово сербского юноши Гаврила Принципа, положивший начало Первой мировой войне.

«Темным вилайетом» называл Боснию и Герцеговину Иво Андрич – хорват по национальности и сербский писатель, родившийся в боснийском городе Травнике. Вековой уклад – от проявлений межнациональной и межконфессиональной розни до дружеского сосуществования представителей разных народов и конфессий – сложился в своеобразный, подчас юмористический боснийский менталитет, который тот же Андрич описал в своих романах «Мост на Дрине» и «Травницкая хроника». В 1961 году, когда Иво Андрич за свои произведения удостоился Нобелевской премии по литературе, никто не мог подумать, что через тридцать лет в историю Боснии и Герцеговины будут вписаны новые, быть может, самые мрачные страницы.

В том, что Босния превратится в мясорубку, изначально не сомневались те, кто был знаком с местными обстоятельствами. СФРЮ, самую многонациональную и многоконфессиональную страну Европы, многие называли «лоскутным государством». Тито, удерживавший на протяжении нескольких десятилетий страну воедино, разработал концепцию «братства и единства» между югославянскими народами. Свое реальное воплощение эта концепция получила в пресловутом «национальном ключе». При подборе кандидатур на посты в федеральных органах власти строго учитывалось правило равного представительства всех национальностей и всех федеральных единиц.

Босния и Герцеговина в рамках даже такого государства была настоящей «леопардовой шкурой» – настолько здесь перемешаны представители разных национальностей и конфессий. По результатам переписи населения, проведенной весной 1991 года, на долю мусульман приходилось 43,7%, сербов и хорватов – соответственно 31,3 и 17,3%. Еще 7,7% были так называемыми остальными. Это в первую очередь те, кто называл себя «югославами», что и понятно, если учесть, что нигде в бывшей Югославии не было столько смешанных браков. «Национальный ключ» здесь применялся практически на всех уровнях власти – от домоуправления до высшего республиканского. На компромиссе было построено все, даже в центральном печатном органе «Ослободжене»: одна страница газеты набиралась кириллицей, следующая латиницей.

В свое время коммунисты предоставили боснийским мусульманам права государственно-образующего народа. Сербские и хорватские националисты немедленно запричитали, что еще никому не приходило в голову отождествлять веру с национальностью.
Между тем этот коммунистический эксперимент вполне удался, и Босния и Герцеговина к концу 80-х годов представляла собой образец истинно мультиэтнического и мультиконфессионального общества. На местах, особенно в городах, это выглядело просто: мусульмане и хорваты ходили в гости к своим соседям-сербам на «славу» (аналог русских именин), те приходили на католическое Рождество или на мусульманские праздники.

Начало конца
Все изменилось после прихода в 1987 году к власти в Сербии Слободана Милошевича, а в 1990 году в Хорватии – Франьо Туджмана. Боснийские сербы и хорваты стали руководствоваться тем, что происходит соответственно в Белграде и Загребе. Мусульмане, как обычно, оказались в прорехе. Крушение социализма в странах Восточной Европы поставило на повестку дня проведение первых многопартийных выборов, что означало демонтаж налаженной Тито государственной машины.

Последний премьер СФРЮ Анте Маркович, пытавшийся спасти страну от распада и создавший «Движение за Югославию», свои надежды возлагал именно на Боснию и Герцеговину как стержневую республику. Его надеждам не было суждено осуществиться. На выборах осенью 1990 года каждый из трех народов в большинстве голосовал за собственную национальную партию: мусульмане – за Партию демократических действий во главе с Алией Изетбеговичем, сербы – за Сербскую демократическую партию Радована Караджича, хорваты – за Хорватское демократическое содружество во главе со Стьепаном Клюичем. Это было началом конца.

Тем не менее 1991-й и начало 1992 года протекли в Боснии относительно мирно. Тогда еще мало кто знал, что на встрече Милошевича и Туджмана в Караджорджево в марте 1991 года главной темой был именно раздел Боснии и Герцеговины (в который уже раз!) между Сербией и Хорватией. Еще меньше было известно о разработанном Милошевичем и сербскими генералами плане «Рам» («Рама»), предусматривавшем перекройку границ с целью объединения всех сербов в пределах одного государства. Председатель Президиума Боснии и Герцеговины Алия Изетбегович и президент Македонии Киро Глигоров выступили с предложением о переустройстве Югославии в так называемую «асимметричную федерацию», позволявшую удовлетворить аппетиты всех. Милошевич отверг этот план, предложив взамен некую «современную федерацию», во главе которой он видел себя.

Путь к независимости

Признание международным сообществом 15 января 1992 года государственной независимости Словении и Хорватии напрямую поставило вопрос о том, что будет с Боснией и Герцеговиной. У Изетбеговича не было выбора. В одно государство с Милошевичем не хотел никто, кроме сербов, поэтому он решил провести 24 и 25 февраля 1992 года референдум. Гражданам предстояло ответить на вопрос: «Выступаете ли вы за суверенную и независимую Боснию и Герцеговину – государство равноправных граждан и народов БиГ, мусульман, сербов, хорватов и представителей других народов, проживающих на ее территории?». Сербы бойкотировали референдум, а участвовавшие в нем в подавляющем большинстве положительно ответили на заданный вопрос.

Изетбегович оказался в нелегкой ситуации. С одной стороны, на него давило международное сообщество, созвавшее конференцию по мирному урегулированию с целью отсрочки провозглашения независимости, с другой – верхушка боснийских сербов. Кто были эти люди? Психиатр и поэт Радован Караджич, в прошлом отсидевший за финансовые и служебные злоупотребления; Момчило Краишник, бывший сотрудник сараевской фирмы «Энергоинвест» и сокамерник Караджича по тем же делам; Бильяна Плавшич, публично заявившая, что как биолог она убедилась, что сербы и мусульмане генетически не приспособлены к совместной жизни. Параллельно шло вооружение активистов всех трех сторон: сербов – оружием из Сербии, хорватов – из Хорватии, мусульман – откуда придется.

1 марта 1992 года на Башчаршии в центре Сараево группа сербов, отмечавшая свадьбу, была обстреляна мусульманами. Погиб один из сватов. В ответ сербы установили первую блокаду города – главные улицы были перекрыты баррикадами. Однако благодаря вмешательству международных представителей конфликт удалось урегулировать. Ненадолго.

В конце марта – начале апреля мусульмане во главе с Изетбеговичем и по согласованию с хорватами окончательно решили провозгласить независимость Боснии и Герцеговины. Тысячи людей, предчувствуя недоброе, бросились в аэропорт, штурмуя последние вылетавшие из Сараево самолеты. Одновременно к столице Боснии и Герцеговины двинулись толпы людей из провинции. В результате народного штурма республиканского парламента были разогнаны депутаты от национальных партий. «Народы Боснии и Герцеговины, объединитесь против войны, не стреляйте!» – такой надписью через весь экран сопровождались репортажи республиканского телевидения. Но было уже поздно – с крыши здания сараевского отеля «Холидей Инн» по собравшимся перед парламентом кто-то открыл огонь. Погибли около 30 человек, люди разных национальностей.

Стрелявших задержали, они оказались телохранителями Радована Караджича. Последний потребовал освобождения своих людей, пригрозив подвергнуть столицу артиллерийскому обстрелу. Требование было выполнено. Караджич сразу после этого покинул Сараево, а его силы блокировали город.

Осада
Силы Караджича могли занять Сараево лишь в первые часы осады, пока не была организована оборона города. А в нее включились не только мусульмане – одним из ключевых командиров был серб, тогда полковник, а впоследствии генерал Армии Боснии и Герцеговины Йован Дивьяк. Так называемые сербские и хорватские формирования тоже не были этнически чистыми.

Боснийская столица, окруженная горами, в течение 44 месяцев подвергалась ежедневным артиллерийским и снайперским обстрелам практически со всех высот. За время осады погибли, по оценкам, 10–12 тысяч человек. Еще более 50 тысяч получили ранения.

За Сараево бились немало русских добровольцев, включая даже женщин-снайперов.

Из «Сербского дневника русского добровольца» Олега Валецкого
Сараево. «...Мы получили распределение в одну чету (роту), державшую оборону по улице Озренской. В штабе нам встретился бывший офицер ЮНА, хорват по национальности... На Озренской нас поместили не случайно, так как это, наверное, был самый тяжелый участок местной сербской обороны...

Ближайший сербский бункер был от нас в метрах пятидесяти, причем траншеи до него тогда еще только оборудовались, и открытый ход был очень уязвим. Нашим плюсом было то, что позиции у нас находились несколько выше противника, но, с другой стороны, обзор наш был весьма ограничен, да и на расстоянии сотни метров местность противника опять поднималась до нашего уровня. Трудность была еще в том, что вся территория противника была застроена частными домами, разрушенными и разграбленными, и тяжело было определить, откуда по тебе ведут огонь...

Впоследствии я с удовольствием узнавал, что некоторые мои знакомые, храбро и смело воевавшие, были как хорватами, так и мусульманами... У мусульман же в Сараево сербов в армии было намного больше. Они пытались создать видимость многонационального войска, что в соединении с просто потрясающим шовинизмом никак вместе не уживалось. Иные сербы же, вступающие в армию и полицию Изетбеговича, предпочитали называть себя югословенами, как это когда-то придумал Тито. Иные представлялись «Бошняками» – термином, придуманным то ли самим Изетбеговичем, то ли его западными союзниками. Ни у кого из них легкой жизни не было, уже в силу психологического давления чужой среды...»

Командующий армией боснийских сербов генерал Ратко Младич обещал, если понадобится, испепелить Сараево, подобно Вуковару. (Этот хорватский город был разрушен в ходе осады 1991 года, и его нередко называют балканским Сталинградом.) Испепелить Сараево Младичу не удалось, но превращение столицы в город-призрак оказалось неизбежным в течение считаных месяцев.

Из дневника сотрудника Сил ООН по охране (UNPROFOR) Бахтияра Тузмухамедова
...Мусульманская часть города. Плакат «На участке дороги длиной 1,5 км не останавливаться», вдоль дороги разбитые троллейбусы, автобусы и почему-то киоски. Два сползших в придорожный кювет танка. Эстакада, с нее свисают странные, местами продырявленные полиэтиленовые полотнища, снизу к ним, как грузила, прикреплены доски и кирпичи. Это и есть так называемые антиснайперские экраны. Ими прикрывают окна, развешивают на столбах вдоль улиц, чтобы снайперы не могли вести прицельный огонь. Те, кто устанавливает экраны, включая солдат ООН, нередко становятся добычей снайперов.

Застыли иссеченные пулями и осколками трамваи. Высокие современные дома с выбитыми окнами, закопченными стенами, пробоинами от снарядов. Один дом почти целый, но в средней его части провалились перекрытия всех этажей. Оборванные провода, на них повисли целлофановые пакеты и прочий мусор. Тактика вождения по простреливаемым участкам дорог в вечернее и ночное время: ехать быстро, время от времени на мгновение включая фары – чтобы знать, куда едешь, но не дать снайперу прицелиться. Как-то раз вот так гнали двое полицейских ООН и влетели в бетонный столб. Один не выжил.

Не верится, что совсем близко, в других районах города, работают кафе, на улицах можно купить хлеб, выпивку и даже бананы...


Независимая газета